Она прошла Иловайск, плен и смертельные ранения, а теперь не может этого доказать
Ее зовут Анна. Она медик-волонтер, которая пережила все ужасы войны на востоке Украины, но бюрократия сделала жизнь девушки невыносимой и никто не знает, как ей помочь.
Свои историю она поведала журналисту "Днепропетровской панорамы".
Я врач, но так как летом был очень большой поток людей в военкоматы, меня направили туда помогать. Там я познакомилась с ребятами из батальона «Донбасс». Мы разобщались и, оказалось, что они тоже нуждались в медиках. Они поинтересовались, могла бы я к ним поехать, я согласилась. Уже через несколько дней я была в Курахово, где они на тот момент дислоцировались. Так я оказалась на войне..
Там мне довелось находиться недолго: всего несколько дней. Потом из Иловайска приехал некий «Терапевт». Увидев мою работу, но сказал, что я нужна ему там, в Иловайске. Я согласилась.
С 16 по 29 августа я находилась в Иловайске. Раненых было много...очень много. Много было и двухсотых. По нашему законодательству именно врачи должны вывозить раненых. В 19-20 числах, выехав за территорию города, они уже не вернулись. Нас взяли в окружение. На этой территории осталось всего три врача вместе со мной.
Самыми тяжелыми днями были 27-28 августа, когда нас ГРАДами покрывали каждый час, начиная с 6 утра и заканчивая глубокой ночью. Работала и артиллерия, и ГРАДы. Мы отчаянно ждали поддержку. Продукты питания неумолимо заканчивались. Обещали, что технику с парада на День Независимости направят к нам. Мы ждали.. Но ее все не было..
Благодаря разведке 25-26 августа мы узнали, что находимся уже в двойном кольце окружения, захвачено Старобешево, Многоплье и пробиться уже невозможно.
28 августа нам сообщили, что ведутся переговоры. Сделали коридор, но он был не «зеленым». Это был коридор смерти. Столько, сколько тогда погибло наших ребят, не гибло нигде и никогда.
Было приказано идти под белыми флагами, сдав оружие, но наши бойцы не согласились. Мы шли под нашими флагами и с оружием. Все уже тогда поняли, что идут на смерть, но не отступили.
29 августа, когда мы выходили, начался сумасшедший обстрел со всех сторон. Против нас шли танки и артиллерия. Передо мной взорвался автобус, в котором заживо сгорели ребята. Мы чудом успели проскочить.
Там я получила ранение. Почувствовала удар в бок. Было ощущение, что ты на секунды поднимаешься над землей. Что чувствуешь, когда в тебя попадает пуля? Мозг работает, голова работает. Ты осознаешь, что с тобой что-то случилось, но пока не понимаешь что именно. И боли..совершенно нет боли..и жуткое бессилие.
И тут с одной стороны на нас начали идти русские танки, а с другой стороны была зеленка, по которой можно было отступить. Но я не могла. Мне помогал мой товарищ, который из-за меня получил ранение, и после мы вместе попали в плен.
В плену я пробыла с 29 августа по 2 сентября. Я попала в плен к русским. Это были регулярные войска РФ. У них тоже было много раненых и меня вначале перепутали с русской, так как я была без сознания и без опознавательных знаков. Привезли полями в их полевой госпиталь. Он был оборудован на высшем уровне, там было все: рентгены, эхоэнцефалограмма, УЗИ. Пытались мне вытащить пулю, но, так как она была слишком глубоко, было принято решение вертолетом вести меня в Россию, однако потом поняли, что я украинка...
Сделали перевязку, обезболили, приехало ФСБ, допрашивали. На второй дней меня и еще двух украинских тяжелораненых бойцов поставили в яму, открыли глаза и наставили автоматы...
Долго запугивали, потом ушли, оставив в яме на несколько часов. Два раза перевозили на другие блокпосты, после чего передали Красному Кресту.
Потом я оказалась в Запорожской области, где мне сделали перевязки и вертолетом доставили в Днепропетровску городскую больницу №16. Там, оценив степень тяжести моих ранений, отправили в Мечникова. Мне сделали операцию, а потом врачи Литвы приняли решение забрать меня на лечение. И вот в декабре я вернулась из Литвы.
Все ребята, которые возвращаются из Литвы, идут по одной схеме: ОКБ им. Мечникова, потом комиссия, которая определяет либо дальше нужно лечиться, либо обратно в батальон, либо инвалидность и прочее.
Однако в Мечникова обнаружилось, что у меня нет двух справок по форме «N1» и «N5», без которых я не могу ничего сделать дальше. Их предоставляет батальон. Позвонила в батальон, оказалось, что в батальоне я не числюсь.
Попыталась решить этот вопрос, мне сказали, что зачислить меня в батальон могут, но не задним числом, а декабрем месяцем.
Тот, кто занимался моими документами, в сентябре бесследно исчез, и о его приблизительном месте нахождения стало известно только вчера.
Несмотря на то, что у меня есть документ о том, что я принимала участие в АТО и меня наградили медалью Нацгвардии, меня все равно не существует.
Меня просто нет.
Анна не сдается. Она намерена идти до конца, через суды и все возможные инстанции. Она уверяет, что ее случай не исключительный, и существует много героев, прошедших Иловайск, которые сейчас не могут восстановить свои документы. Но из-за тяжелых ранений у них нет ни сил, ни желания продолжать бумажную волокиту. Анна хочет сделать прецедент, который сможет помочь многим, кто в этом действительно нуждается.