Разумков дал важное интервью: СМИ России, Супрун, бизнес

Пообедать с Дмитрием Разумковым, который сейчас возглавляет партию Слуга народа, а в ближайшем будущем может стать спикером Верховной Рады, мы договариваемся в ресторане неподалеку от офиса его политсилы на киевских Выдубичах. Однако, по просьбе самого Разумкова, накануне меняем локацию в пользу ресторана Корона в правительственном квартале.

Ресторанный трансфер удачно подчеркивает политический. В конце августа партийный офис на здание Рады поменяют и депутаты самой большой в истории независимой Украины парламентской силы, которой Разумков руководит.

На летней террасе Короны посетителей немного. Фальш-колонны, грубо окрашенные наличники и потрескавшаяся лепнина в ее убранстве напоминают о дворянстве периода упадка. Энергичный молодой Разумков в таком интерьере выглядит чужаком и сам это, видимо, понимает.

— Может, тогда водки? — шутит он, окидывая взглядом террасу.

Впрочем, заказ мы делаем безалкогольный и быстро: я выбираю салат с морепродуктами, а мой собеседник — филе дорады со спаржей, и оба заказываем эспрессо. Посмотрев на часы, Разумков объявляет, что на весь разговор у нас ровно час. И мы отважно стараемся в него уложиться.

На публичную политическую сцену он, как и большинство его однопартийцев, ворвался внезапно. Хотя, в отличие от них, у Ра­зумкова больший, десятилетний опыт в политическом закулисье: он успел поработать помощником депутата от Партии регионов, затем главой киевской организации партии Сергея Тигипко Сильная Украина и помощником Тигипко в его бытность вице-премьером. До последнего времени Разумков руководил собственным бизнес-проектом — консалтинговой компанией Ukrainian Consulting Group, а в августе прошлого года, как говорит сам, занялся работой над политическим штабом нынешнего президента.

— Что значит не готовыми? — уточняет мой собеседник.

— Неадекватные амбиции, случайные люди, которые не очень понимают, где оказались, — называю я черты, присущие некоторым депутатам и в предыдущих созывах.

— Конечно, наши депутаты представляют украинский народ, и святых не бывает. Но именно дисциплинарные меры — это первое, с чего мы начнем, и их мы пропишем законодательно. Если вы не ходите на работу, вас увольняют — почему с депутатом должно быть по‑другому? Выдвигала их именно партия Слуга народа, и мы несем за них ответственность, в том числе репутационную, — строго замечает Разумков.

— Тогда давайте поговорим о репутации, — оживляюсь я. — Депутатами вашей партии стали Максим Бужанский, ностальгирущий по СССР и временам Виктора Януковича, Ирина Борзова с активным бизнесом в оккупированном Крыму и еще несколько вполне ярких личностей. Вы согласны с ними разделить репутацию партии?

— Ну, все, что вы говорите, ни для кого не секрет, — примиряется с действительностью Ра­зумков и призывает судить будущих депутатов по их новым делам и поступкам. — Могу обещать, что мы сделаем так, что в парламенте не будет неприкасаемых.

— Как же человек с новыми партийными ценностями госпожа Борзова откажется от крымского бизнеса? — интересуюсь я.

— Давайте на этот вопрос будет отвечать все‑таки она сама. У меня бизнеса в Крыму или Российской Федерации нет, — суровеет Разумков, внезапно сужая рамки репутации партии до самого себя.

Тут же он называет уже известный пакет дисциплинарных законопроектов, которые парламент под его руководством планирует принять в первые недели работы, в том числе и закон о снятии депутатской неприкосновенности. И подчеркивает: снятие депутатского иммунитета — еще один способ оборвать коррупционные цепочки в парламенте.

— Тогда последний вопрос по партийной дисциплине: что с господином Дубинским, видеоблогером и ведущим программы на 1+1, делать будете? Похоже, он слушает не мнение партии, а одного человека — Игоря Коломойского? — напоминаю я собеседнику о новоизбранном депутате, уже успевшем вступить в конфликт с коллегами по партии.

— Дубинский иногда может эмоционально высказывать свою позицию, но, поверьте, он остается командным игроком в тех задачах, которые будут поставлены перед ним избирателями Васильковского района, где и я живу, кстати.

— За Дубинского голосовали? — осведомляюсь я.

— Я прописан в Киеве, но если бы была возможность за него голосовать, то конечно, — быстро реагирует мой собеседник и добавляет, что с частью идей одиозного тележурналиста согласен, а вот форма их подачи его смущает.

Официант ставит на стол чашечки с эспрессо, а я предлагаю поговорить о деньгах.

— Будущий депутат парламента будет получать зарплату в 36−37 тыс. грн, с доплатами — до 50 тыс. грн — это справедливо? — интересуюсь я и тут же напоминаю собеседнику, что в парламенте предыдущего созыва коррупционные доплаты депутату могли измеряться десятками тысяч долларов.

— Если честно, то нет, она могла бы быть больше. Хотя это хорошая зарплата на фоне минимальной, но недостаточная. Мы только идем к тому, что есть, например, у европейских депутатов — достойная зарплата и хороший социальный пакет, когда человек держится за эту работу и понимает ее престиж, — поясняет Разумков.

Тут же он начинает говорить о позитивной репутации в обществе: у украинского депутата и чиновника в глазах народа ее нет, поэтому репутация не играет роль сдерживающего фактора.

— А какую зарплату лично вы считаете адекватной? — настаиваю я.

— Здесь нужна экспертная дискуссия, я не готов отвечать, — уходит от ответа Разумков.

 — И все же какой должна быть зарплата у бывшего безработного или молодого парня из Запорожья, чтобы он не брал взятку у тех, кто в этот парламент не попал, — допытываюсь я.

— Это нужно спросить у паренька из Запорожья, — пожимает плечами Разумков. — За 40 тыс. грн не купишь шестисотый Mercedes, но жить можно вполне достойно. Дальше вопрос твоих ценностей. Если ты коррупционер, тебя и миллионные заработки не остановят.

Тут же он добавляет, что уже разъяснил депутатам своей политсилы незамедлительность наступления уголовного наказания за коррупцию.

— А какой будет ваша зарплата спикера — уже интересовались? — улучив момент, спрашиваю я.

— Не интересовался, но примерно знаю, что где‑то под 50 тыс. грн, и мне достаточно, я сформировал себе материальную подушку за счет бизнеса.

— И переписали его на жену? — широко улыбаюсь я.

— И переписал на жену, — соглашается Разумков, — но могу говорить об этом спокойно, потому что она и была одним из партнеров в нашем консалтинговом бизнесе, и сенсации здесь не будет.

На столе появляются блюда, а мы обсуждаем повестку дня будущего парламента в первые месяцы его работы.

— К сожалению, у нас нет приоритетных законопроектов, сейчас в стране такая ситуация, что любой сектор является приоритетным, — традиционно избегает конкретики Разумков, пробуя рыбу.

— И все же ваш медовый месяц с народом не будет длиться вечно, хорошо бы узнать, что из непопулярного, но важного вы планируете отработать, пока он длится, — не уступаю я.

— В начале президентства Ющенко в правильность вектора движения страны верили 51 % украинцев, а через пару лет в правильность вектора страны при президенте Януковиче — 43 %, оба раза сомневающихся было меньше. У нас всегда так: народной любви хватает на полгода-год, — успокаиваю я собеседника.

Мои рассуждения Разумкову явно не нравятся.

— И все же какие непопулярные вопросы вы готовы решать в первую очередь? — настаиваю я.

— Рынок земли, конечно, спорный вопрос. Его решение, с одной стороны, может снизить поддержку, но, думаю, нам удастся решить его так, что это сыграет нам в плюс.

— А как? — живо интересуюсь я.

— Я не готов говорить о конкретных законопроектах и обещать что‑то конкретное прежде­временно, до окончания их анализа и начала слушаний, — в обычной манере реагирует Ра­зумков.

— А снимать запрет будете, несмотря на привычный крик популистов о распродаже родной земли, — уточняю я.

— Пусть популисты попытаются провести закон о запрете человеку продавать свой мобильный телефон, например, — улыбается Разумков.

Опустив вилку, мой визави называет еще одну важную тему.

— Конечно, от нас будут хотеть быстрого окончания войны, хотя все понимают, что закончить быстро ее не удастся, и решает это совсем не парламент. Это большой путь, который должна пройти вся страна, все мы вместе.

Официант убирает со стола опустевшие тарелки, а мы допиваем кофе.

— В сложной многоязычной и многокультурной Украине вы считаете себя русскокультурным человеком? — спрашиваю я.

Видя удивленный взгляд Ра­зумкова, поясняю:

 — Это вопрос о культурной среде и ваших предпочтениях. Вашему отцу была ближе русско­язычная культура, идеалы России 1990‑х. Ваша мать — актриса Театра русской драмы, в быту вы говорите по‑русски. Как бы вы себя определили в стране, которая уже пять лет жила в официальной государственной повестке «Прочь от России!» и так выстраивала свою культурную политику.

— А Николай Гоголь — русский или украинский писатель? — находится Разумков.

— Ответ на этот вопрос знал сам Гоголь, но мы его не можем спросить, а вас можем, — нахожусь и я.

На пару секунд Разумков замолкает.

— Я думаю, все же мы настолько многокультурная нация, что с учетом нашей истории у нас не может быть какой‑то одной культуры. Мы все с вами ходили еще в советские школы, где прекрасно учили рядом и Шевченко, и Пушкина, читали Булгакова и Гоголя, — пускается в пространные рассуждения Разумков.

— Означает ли это, что та культурная политика, которую проводило правительство Порошенко, в том числе с восприятием российского культурного продукта как soft power Кремля, может прекратиться — языковые квоты, запрет российских соцсетей, ограничение книжной продукции из России? — допытываюсь я.

— Я сторонник того, чтобы поддерживать украинский государственный язык, но действовать механизмом пряника, как и говорил президент Зеленский. Например, введение льгот на производство украиноязычного телевизионного контента, льгот для бизнеса, создающего украиноязычный контент.

Тут я вспоминаю интервью, которое Разумков на днях дал российскому изданию Коммерсантъ, и спрашиваю, означает ли это, что новый истеблишмент Украины нарушит традицию не общаться с российскими СМИ.

— Я тоже не давал интервью российским СМИ очень давно, но, если мы с вами говорим о подходах, я готов общаться и сотрудничать со СМИ, которые не вредят моей стране, — слегка нервничает Разумков.

— А вы не боитесь, что ваши слова сильно переврут?

— Послушайте, как будто их и так не переврут, — Разумков поглядывает на часы, и я понимаю, что пора задавать последние вопросы.

— Какие три завершенные реформы вы хотели бы видеть итогом своей работы в парламенте?

На секунду Разумков задумывается.

— Это большая политическая реформа, которая включает много компонентов и антикоррупцию в том числе. Это образовательная и медицинская реформы, ходом которых я недоволен.

— Вы не поддерживаете Ульяну Супрун? — уточняю я.

— Во многих вопросах — нет, — отвечает мой собеседник, впрочем, выделяя в качестве позитива процедуру закупки медпрепаратов.

— А во всем остальном… Я был в больницах в Василькове, где живу, и это явно не то, чего хотят люди, я не вижу заметных результатов этой реформы, — категорично заявляет он, поднимаясь в направлении выхода.

Почти в спину задаю последний вопрос:

— А кабинет спикера парламента вы видели?

— Да, я встречался там с Андреем Парубием.

— Он вам в наследство оставил на стенах портреты украинских князей и гетманов. Говорит: чтобы следили за преемником. Оставите их на месте? — почти смеюсь я.

— Не думаю, что он прямо ко мне готовился, но ничего против украинских князей и гетманов не имею, — улыбается мне в ответ будущий спикер.

Заверив, что ремонт в кабинете делать не будет, Разумков стремительно покидает заведение.

Пять вопросов Дмитрию Разумкову:

— Самая дорогая вещь, которую вы приобрели за последние пять лет?

— Дом под Киевом, там мы сейчас живем всей семьей.

— Самое необычное путешествие в вашей жизни?

— Я не большой любитель экзотики, поэтому назову Рим. За пять дней мы с супругой намотали 125 км, не выходя за пределы культурного центра. Рим оказался «моим» городом.

— На чем вы передвигаетесь по городу?

— У меня несколько автомобилей. На обед с вами я приехал на Toyota Camry.

— Чего или кого вы боитесь, если боитесь?

— Боюсь, наверное, как все: за здоровье и жизнь близких.

— Есть ли в вашей жизни поступки, за которые вам стыдно?

— Наверное, есть, но вот так сразу вспомнить трудно.

Смотрите также: Нардеп из Днепра Бужанский обозвал известную журналистку «тупой овцой».