Коломойский дал огромное и откровенное интервью: "Не боюсь никого, кроме Бога" (Фото)

Днепровский олигарх Игорь Коломойский дал большое и откровенное интервью журналистке "НВ" Кристине Бердинских. 

«Кофе будете?», — этим фирменным вопросом миллиардер Игорь Коломойский встретил НВ в своем офисе в центре Киева.

Сюда он вернулся в середине мая, после того, как Владимир Зеленский победил на президентских выборах.

До того миллиардер был в опале: после увольнения с поста губернатора Днепропетровской области, череды конфликтов с властями и президентом Петром Порошенко, а также национализации Приватбанка он обитал то в Швейцарии, то в Израиле. И судился с некогда своим банком, получив арест активов от британской Фемиды. А принадлежащий бизнесмену телеканал 1+1 стал записным критиком Порошенко и ключевым инструментом поддержки кандидата Зеленского.

Тем временем в Украине — не в последнюю очередь из-за собственной откровенности — Коломойский превратился в страшилку для части интеллектуалов, политиков и бизнесменов. Миллиардер щедро раздавал комментарии о том, что он вернет себе Приватбанк, да еще и пугал местных и западных аналитиков рассказами о позитивных сторонах госдефолта.

Все эти откровения охотно обсуждали и осуждали оппоненты Зеленского, не без основания считающие, что шоумен и миллиардер имеют тесный контакт.

Сейчас в Украине миллиардер чувствует себя комфортно. Но на Западе над ним сгущаются тучи. И дело не только в судебных тяжбах с Приватбанком, — некоторыми аспектами деятельности Коломойского заинтересовались спецслужбы США.

— В одном из интервью вы сказали: если надо, привезем экс-главу НБУ Валерию Гонтареву, находящуюся сейчас в Великобритании, в Украину…

— Доставим в частном порядке.

— Что вы имеете в виду? Гонтарева говорит, что это угроза ее похищения на территории другого государства. И если с ней что-то произойдет…

— Прошу винить Клаву К. [название советского фильма].

— Зачем вы угрожаете Гонтаревой? И что вы подразумеваете, когда говорите«мы готовы вывезти ее в частном порядке в Украину»?

— Это опять вырвано из контекста. Речь не шла о том, чтобы ее просто вывезти. Она сказала, что даже несмотря на запросы, вопросы и требования допроса в Генпрокуратуре (или кто там ее вызывал), она не собирается никуда ехать. Да, я сказал, что, может, она не хочет ехать в каком-то принудительном порядке, — экстрадиция, еще чего-нибудь. Я сказал, что мы ее вывезем просто частным порядком: предоставим частный борт и привезем ее. Если ей не хочется ехать в эконом-классе, когда ее будут экстрадировать.

— Но вы же не можете этого никак сделать.

— Почему?

— Потому что вы частное лицо. Вы не Генпрокуратура, не правоохранительный орган. Как вы можете взять Гонтареву, посадить в частный самолет и привезти в Украину?

— Добровольно, естественно.

— Это если Гонтарева обратится к вам и скажет: «Я хочу лететь бизнес-классом на расследование»? Или как?

— Она сказала, что не собирается сюда ехать, возвращаться. И если хотят, пусть приезжают и там допрашивают. Вдруг она согласится? Мы предоставим ей комфортные условия, чтобы она прилетела, допросилась и улетела.

— Похищать Гонтареву вы не собираетесь?

— Зачем мне ее похищать? Для чего? Жениться на ней тайно?

— Она испугалась, поэтому я вас и спрашиваю.

— Она рассказывает сказки и делает из себя героиню. Ничего она не испугалась и ничего она не боится.

— Гонтаревой ничего не грозит с вашей стороны?

— А где вы видели, чтобы если человеку что-то грозило, он об этом открыто заявлял в интервью, еще и ведущим изданиям? Пусть она спит спокойно.

— Вы наверняка следите за процессом Дмитрия Фирташа, удерживаемого в Австрии, и его возможной экстрадицией в США. Там ему грозит 50−80 лет тюрьмы. Что вы думаете про этот процесс? И не боитесь ли вы, что можете быть следующим после Фирташа?

— Я не боюсь, что я могу быть следующим. Хотя ж мы знаем, что от тюрьмы и от сумы не зарекайся. Но на данном этапе я не испытываю каких-то опасений.Вокруг меня какое-то нездоровое нагнетание в прессе, причем не только в украинской. А то, что касается Фирташа, — я не могу комментировать: у него свой процесс, своя жизнь.

— У вас в США есть несколько историй. Есть расследование ФБР, направленное против вас. Я так понимаю, это ваш бывший бизнес партнер Вадим Шульман обратился в американские органы правопорядка.

— Уголовный процесс в США таков: ты о нем ничего не знаешь и не можешь узнать до того момента, пока тебе уже не предъявят обвинения.

— ФБР вас не допрашивало?

— Не допрашивали, не обращались.

— А как вы узнали о том, что есть расследование ФБР, в котором вы фигурируете?

— Из прессы. Потом пришлось обратить внимание. Что-то есть, а что — мы не знаем.

И эти громкие истории с Приватбанком. Если они [Приватбанк] подают уже гражданские иски [в США, направленные против экс-собственников банка], наверняка они уже куда-то накатали жалобы еще в 2016-м или 2017-м, вполне вероятно, — когда была национализация или до национализации. Они там опираются на отчеты [международного детективного агентства] Kroll [оценившего убытки Приватбанка в $5,5 млрд].

— Вы видели гражданский иск Приватбанка в суд штата Делавэр?

— Я в прессе читал.

— В этом иске вас связывают с компаниями Optima, у которых в Кливленде есть недвижимость.

— Меня не надо с ними связывать, потому что я там акционер.

— Вы признаете, что являетесь акционером фирм Optima?

— Конечно. Я вам раскрою страшный секрет: когда Приватбанк подал в Англии на freezing order (всемирный арест активов) иск свой, апелляция по которому, по-моему, в конце июля должна начинаться, там была такая история: когда судья выдает freezing order, ты должен дать раскрытие своих активов, — на что распространяется этот freezing order. Ты сам добровольно должен в ограниченные сроки дать полное раскрытие.

— Самолеты, вертолеты, дома, яхты, заводы, пароходы?

— Все, что дороже £1 млн. Поэтому заводы-пароходы, в том числе и в Америке, были все раскрыты. Приватбанку известно об этих активах с февраля 2017-го.

— После этого иска…

— Который в Америке, вы имеете ввиду?

— Да. Этот гражданский иск, который Приватбанк подал в штат Делавэр, также вызвал интерес к вам там. Совсем недавно вышла статья в кливлендских СМИ, в которой перечислены ваши дома в Кливленде. В Штатах пишут и о том, что в прошлом году многие из этих принадлежащих вам бизнес-центров стали продаваться. Почему вы их распродаете?

— Они все время то покупаются, то продаются. Я не веду этот бизнес. У меня есть мои друзья — американские партнеры.

— Мотти Корф и Ури Лейбер?

— Да. И, кстати, они были неделю здесь, сегодня утром [28 июня] улетели.

— Из-за этих процессов?

— Нет. Они живут в Майями. Они просто приезжали сюда, мы обсуждали: адвокаты, то-се. Все смеются просто. После $470 млрд [в иске Приватбанка в суд штата Делавэр указано, что с января 2006-го по декабрь 2016-го общее движение денежных средств по счетам конечных бенефициарных владельцев в кипрском филиале ПриватБанка, которые якобы использовались для отмывания средств, составило $470 млрд]. Это все фейк. Это все очень смешно.

— Вы не знаете, почему продается недвижимость в Кливленде?

— Что значит продается? Там нет никакой распродажи.

— В 2018-м несколько центров были проданы.

— А в 2017-м не были проданы? И в 2016-м. Покупается, продается. Это белый прозрачный бизнес. Когда туда давали деньги, я прямо говорил: это мои деньги, которые я заработал. Часть из них была от продажи активов [российской металлургической и горнодобывающей группе со штаб-квартирой в Лондоне] Евразу в свое время, в 2008 году. С тех пор мы туда [в США] инвестируем, но это же не только недвижимость.

— То есть это деньги не Приватбанка?

— Это мои личные, собственные средства.

— В этом же иске как раз и пишется, что ваша недвижимость в США — это, скорее всего, отмытые средства Приватбанка.

— Ну.

— Это так?

— Это фейковый иск, который создает алиби тем, кто сидит в Приватбанке и в Нацбанке, и прикрывает все то, что они сделали и что касается национализации Приватбанка. А теперь они рассказывают, что они ищут активы, что кто-то что-то куда-то вывел, какие-то отчеты Kroll и тому подобное. Это все смешно и вскроется. Учитывая, что процесс длинный, поэтому это невозможно вскрыть завтра или послезавтра.

— А что у вас в Америке еще есть, кроме недвижимости? У вас же были там заводы.

— Были заводы. Некоторые есть, некоторые забрали, обанкротились. Кстати, в том числе из-за Приватбанка.

— Кто забрал?

— Кредиторы. Была сталеплавильная компания, которая обанкротилась. Туда надо было вливать деньги, а я уже был ограничен возможностями по вливанию, поэтому кредиторы его забрали. Потери составили $200 млн, инвестированных туда. Вы видели такое отмывание денег, чтобы вложили $200 млн, а на выходе получили ноль?

— Какой ваш бизнес сейчас прибылен? Телевизионный — Студия 1+1 — убыточен, авиакомпания МАУ — убыточна. Вы сами говорите, что везде теряете деньги.

— Я не говорил, что я везде теряю деньги.

— Не везде. Но вы приводите очень красноречивый пример.

— Какой? Вы спросили про Америку, — какие еще были активы? Я говорю, что была сталеплавильная компания, она обанкротилась, ее забрали кредиторы. Кстати, была хорошая компания, стоимостью под $400−500 млн. Из них $200 мы дали сами, я финансировал это приобретение на свои собственные средства, не взятые в Приватбанке.

Там еще есть ферросплавная компания. Она жива, здорова, зарабатывает деньги.

— Вы вели бизнес в Америке, то есть вы — инвестор. Но сейчас, если почитать, в том числе американскую прессу, у вас имидж злодея.

— Мы же понимаем, почему это. Это создала, в том числе и [экс-глава НБУ Валерия] Гонтарева.

— Вы наверняка знаете, что на каждой встрече с нынешним президентом Владимиром Зеленским американцы поднимают вопрос по вам.

— И что?

— Как вам такой имидж?

— Мне все равно.

— Вас вообще это не беспокоит?

— Не беспокоит. Мы же знаем, что будет в конце.

— От вас сейчас во многом зависит в том числе финансовое благополучие Украины.

— С какой стати от меня оно зависит?

— Например: вы дали интервью Financial Times, в котором сказали, что дефолт по греческому образцу — это хорошо. После этого интервью гривна на некоторое время чуть упала. Потом Зеленский вынужден был оправдываться, что дефолта не будет, и то, что говорит частное лицо, не имеет отношения к государственной политике.

— Теперь то, что касается Америки или западной прессы. Все это спровоцированные и проплаченные истории. Конкуренты — Петр Алексеевич [Порошенко] в свое время, Гонтарева с [замглавой НБУ Катериной] Рожковой, Нацбанк, Asters [юридическая компания], — мы всех знаем, кто и чем занимается. Всех героев знаем поименно. И они от этого очень сильно беспокоятся. Потому что когда все выплывет наружу, то это судебные иски, большие расходы и возмещение ущерба. Можно по миру пойти.

У нас украли нашу собственность. Воры, которые у нас ее украли, отобрали ее под покровительством государства, подстрекаемые международными организациями, типа МВФ или Мирового банка, которые им аплодировали. Но собственность же так просто нельзя забрать, из-за нее гражданские войны начинались. И мы никому ничего не собираемся дарить. Все будем возвращать обратно.

— Вы готовы развязывать гражданские войны из-за собственности?

— Вы знаете историю: гражданская война в Российской империи из-за чего произошла? Из-за собственности или чего-то другого?

— Это история, а мы говорим о современности.

— А у нас то, что произошло на Донбассе — это что произошло?

— Российская агрессия.

— Да, конечно.

— Да, конечно.

— Это внутренний гражданский конфликт.

— Инспирированный Россией.

— Никем не инспирированный, никакой Россией.

— Вы говорите, что там не было российской техники? Вы же были губернатором Днепропетровской области, вы же все прекрасно знаете.

— Она и сейчас там есть, российская техника, и будет. Пока будет конфликт, будет там российская техника. Это реалии из жизни. Да, она там есть. А у нас американская техника с этой стороны есть. И что с этого? Джавелины есть у нас? Это чья техника?

— Американская.

— А откуда она у нас тут взялась? А с какой стати нам ее дали? Для того, чтобы поддерживать конфликт на Донбассе. Для того, чтобы он никогда не умирал.

— То есть вы думаете, что Америке выгодна война на Донбассе?

— Америке выгодно держать санкции против России. Во всяком случае, при предыдущем президенте так было. А нынешний президент [Дональд Трамп], по-моему, у него другая точка зрения, но как из нее выйти — он не знает. А в преддверие очередных президентских выборов, может, он не торопится с этим. Но о том, что есть явное стремление улучшить отношения между США и Россией — это видно невооруженным взглядом.

— Но отрицать факты присутствия российских военных на Донбассе…

— Мы не отрицаем никаких фактов. Мы говорим, что военные российские присутствуют на Донбассе. Это факт. Они, правда, переодеты в отпускников или кого-то. В «ДНР-ЛНР» 1−2-й корпус (во всяком случае, то, что касается офицерского состава), то 100% там много российских военнослужащих, которые поехали в «отпуск» или в «командировку», — выполнять интернациональный долг. В Афганистан как ехали? Выполнять интернациональный долг. Так же на Донбасс поехали. И не делайте из этого катастрофу, — это нормальное явление. Точно так же, как к нам приехали с другой стороны, с Западной Европы и США, тоже выполнять интернациональный долг.

Но у нас основа, шампур этого конфликта, — это внутриукраинский конфликт, который, кстати говоря, готовился 20 лет. Минимум с 2004 года, с выборов Ющенко-Янукович. Тогда первый раз ясно было, что мы к этому готовы.

Никого не интересует вообще конфликт на Донбассе. Есть последние сдвиги. Но то, что было при Порошенко — это вообще смешно. 5 лет или 4 года, мы не продвинулись никуда. Когда там были эти соглашения? Февраль 2015-го? А до этого были в сентябре 2014-го. Маневренная война закончилась, слава богу, окопались, и все сидят и друг на друга смотрят. Куда мы сдвинулись? Никуда.

— Потому что это не только от нас зависит.

— Россия виновата?

— Да, Россия виновата.

— А почему мы Минские соглашения не выполняем? Почему мы выборы там не проводим. Там же написано черным по белому…

— Как провести выборы там?

— Хотите покажу, что написано в Минских соглашениях в 3-м или 2-м пункте?

— Я знаю, что написано в Минских соглашениях.

— Проведение выборов. А что Петька [Порошенко] орал?

— Надо чтобы войска ушли, а только после этого что-либо проводить.

— Минуточку. Он подписывал Минские соглашения. Это международный документ. Он там что подписал? Что он проводит выборы, а после этого, на следующий день, начинается вывод войск, передача контроля границы. Передача контроля границы — это и есть вывод российских войск. Не может украинскую границу контролировать Украина, а внутри будут российские войска стоять. Следовательно, то, что он подписал, — он подписал, что будут проведены выборы, а передача контроля над границей никогда не закончится. Хотя там сроки стоят. Поэтому у меня есть вопрос: а мы хотим, чтобы выполнились Минские соглашения? Или мы хотим на этом пиариться и зарабатывать деньги, и бизнесом заниматься.

— А вы задавали этот вопрос президенту Зеленскому?

— Я знаю точно, что президент Зеленский не будет заниматься торговлей углем, Роттердамами и прочей фигней. Мне даже не надо ему задавать этот вопрос, потому что я это заранее знаю. Зачем задавать дурацкие вопросы. Я говорю про Порошенко…

— Мы все знаем про Порошенко. У нас сейчас новый президент.

— Как знаете? Вы за него топили, когда были выборы.

— Мы топили? Сколько мы расследований сделали.

— Та вам Коломойский все покоя не давал. Уехал, после того, как был губернатором, жил себе в Женеве, в Израиле жил. Сюда не приезжал 2 года. И все равно. Особенно ваше издание Новое Время.

— Спросите у Петра Алексеевича, сколько мы про него написали и что он об этом думает.

— Сегодня пришел новый президент. Скажите, ему дают работать? [Глава МИД Павел] Климкин ему дает работать?

— А чем вам Климкин не нравится?

— Скажите, чем занимается сейчас министр иностранных дел? Да, он честно дважды подал в отставку. Нынешний парламент ее дважды не принял. У нас парализована система внешних сношений.

А Климкин пошел бы в отпуск лучше, чтобы не навредить. Потому что не навреди — это тоже хорошо. И назначил бы исполняющим обязанности, взял бы сначала к себе в замы, а потом исполняющим обязанности того, кого хочет новый президент. Я не знаю, кого он там хочет, [Вадима] Пристайко или еще кого-то (но я слышал только Пристайко, или Лана Зеркаль, по-моему). Пусть их назначат, и пусть они ведут хоть как-то внешнюю политику.

Давайте вернемся к войне на Донбассе. Договорим по Минским соглашениям.

— Нет.

— Почему нет? Не хотите? А про дефолт хотите?

— Хочу про дефолт, но подождите…

— Коснемся дефолта. Я своего мнения не изменил, чтобы вы понимали.

— Я ни на секунду в этом не сомневаюсь. И даже бы удивилась, если бы вы отказались от своих слов.

— Я не отказываюсь не из принципа, а из убежденности. К тому же, если я меняю свою точку зрения, я отказываюсь и говорю, что был неправ. Но в данной ситуации я считаю, что был прав.

— Вы симпатизируете президенту Зеленскому. Симпатизируете?

— Ну понятное дело, что не Порошенко. У нас другого президента нет. Да, я ему симпатизирую и желаю удачи. И понимаю, как ему нелегко.

— Абсолютно точно. Но тут выходите вы с заявлениями про дефолт по греческому образцу.

— И что от этого?

— Президент Зеленский потом вынужден несколько недель решать эту проблему.

— Минуточку.

— Вы же слышали его заявление на международной арене.

— Высказывания Коломойского не являются проблемой Зеленского. Я не официальное лицо, я не его консультант, советник, душеприказчик или еще кто-то. Я не кукольщик. Мы с ним не связаны. Он не обязан за меня никому отвечать.

— Но он отвечает все эти недели.

— Потому что вы задаете ему вопросы.

— Он в Брюсселе вынужден был говорить «я буду отстаивать интересы государства в Приватбанке»…

— Давайте про дефолт. Про Приватбанк я никаких высказываний не делал, — я сказал, что мы будем возвращать свою собственность. И я надеюсь, что никто не будет мешать нам бороться в юридической плоскости за свои права попранные.

— Про дефолт.

— Мы будем обсуждать вопрос дефолта по сути или в политической плоскости?

— В политической плоскости.

— Вопрос, почему Зеленскому, которому я симпатизирую, приходится оправдываться? Так я должен молчать, что ли? У меня есть мое мнение, и я желаю его высказать.

— А потом Зеленский 10 раз должен повторять, что дефолта не будет. Это его личная проблема?

— Это его проблема. Он может отрезать эти разговоры и сказать: смотрите, я не собираюсь комментировать высказывания частных лиц. Но ему хочется на эту тему рассуждать, хочется дать сигнал Западу, что никакого дефолта нет, — и он дает сигнал Западу. То есть, он пользуется своими правами. Он может так повернуть, может так. Не захочет отвечать, может сказать: послушайте, завтра [богатейший украинец Ринат] Ахметов выскажется, послезавтра — [миллиардер Виктор] Пинчук, после Фирташ из Вены что-то скажет. Я что, буду комментировать слова всех этих богатеев?

— Но вы бывшие бизнес-партнеры.

— Нет. Мы не бывшие бизнес-партнеры. Мы были заказчик и подрядчик. Мы заказывали для телеканала продукт, а они [Студия Квартал 95] делали этот продукт и продавали нам его. За деньги, кстати говоря.

— И вы должны им деньги.

— Не я, а телеканал.

— Вы смотрели видео, которое появилось на днях в соцсетях, где актеры 95-го Квартала, включая Зеленского, поздравляют вас с днем рождения и напоминают о долге 1+1?

— Я его видел, когда они поздравляли меня тогда еще.

— Какой это был год?

— По-моему, 2017-й или 2018-й.

— И вы после этого не отдали им денег?

(смотрит с недоумением)

— Они же просят деньги на этом видео, чтобы канал с ними рассчитался.

— Окей, давайте заново. Я им деньги не должен. Я лично. А если им должен телеканал…

— То есть видео не сработало, да?

— Почему? Сработало.

— Рассчитались с ними?

— Там нет такого. Вы поймите, они поставляют каждый год к нам на канал продукт на $10 млн или $15 млн. И каждый день за этот продукт идут расчеты. Они предоставили, мы что-то показали, деньги за рекламу поступили, рассчитались. Вы что думаете, что канал — это золотое дно какое-то?

— Наоборот, я думаю, что телеканалы убыточны.

— Ну, в этом году, благодаря политической рекламе, плюс-минус ноль.

— Но с Кварталом телеканал до сих пор не рассчитался?

— Что-то должны им, какие-то деньги.

— $10 млн где-то?

— Может 8−7−6. Мы про дефолт будем говорить?

— Про дефолт меня интересовало то, на что вы уже ответили: вы сказали, что это проблема Зеленского, как ему реагировать на ваши высказывания.

— Про сам дефолт будем говорить?

— Нет, не будем. Созваниваетесь ли вы с Зеленским, переписываетесь?

— Иногда, редко.

— И уже сейчас, когда он президент?

— Да, иногда.

— Была личная встреча?

— Нет. Из-за вас же, опять же, не было. Из-за Миши Ткача [журналист программы Схемы: коррупция в деталях].

— С Ахметовым же президент встречался, с Пинчуком встречался.

— Официальной встречи у меня с ним не было.

— Зеленский сказал, что с Коломойским тоже встречался, а потом оказалось, что он не встречался.

— Может, он оговорился.

— А о чем вы с ним разговариваете?

— По телефону? «Как дела? Все в порядке? Держишься?» — «Держусь». «Тяжело?» — «Тяжело». «Ну хорошо, держись дальше. Денег нет, но вы держитесь».

— С Ахметовым он встретился и тот ему (государству) сразу машины скорой помощи дал. А Пинчук — квартиры для моряков. О чем вы с ним говорите? Потому что, по вашим словам, вы ни во что не готовы инвестировать, — у вас выданное Лондонским судом ограничение по расходу средств — 20 тыс. фунтов в неделю.

— Благодаря Приватбанку и Нацбанку. Не потому, что я не готов, — мне запретили.

— О чем вы тогда общаетесь с президентом?

— Морально поддерживаю.

— А про выборы парламентские говорите?

— Нет.

— Александр Ткаченко [гендиректор 1+1] в первой десятке избирательного списка Слуги народа — партии Зеленского. Кстати, вы уже ищете нового гендиректора на «Плюсы»?

— Нет.

— Он же будет депутатом, у него проходное место.

— Когда будет, тогда и будем искать.

— Уже время подыскивать нового топ-менеджера.

— Еще ноги не остыли старого. Пусть вначале пойдет в депутаты. Мы будем обходиться внутренними ресурсами. У нас там есть большое количество достойнейших людей.

— На кого вы собираетесь опираться в следующем парламенте?

— А на кого я опирался в предыдущем?

— Вiдродження — дружественная вам группа, лидер которой — Виталий Хомутынник — ваш бизнес-партнер.

— Дружественная. Но что значит «опирался»? Покажите мне конвертацию этой дружбы. Мы же откровенно говорим, — покажите монетизацию Укропа или Відродження.

— Приведу пример. Ваш депутат Александр Дубинин [внефракционный]…

— Дубинин, Дидич, Денисенко. Там есть 3-Д. Покажите монетизацию.

— Так я вам и говорю, в чем монетизация: Дубинин сейчас пытается запретить SkyUp.

— А мне от SkyUp какой интерес?

— Это лоукост, который, наверное, немного МАУ мешает.

— Вообще не мешает. Наоборот, помогает, тем более летом. Мне звонили ваши коллеги из программы Схемы. Я пять раз одно и то же объяснил.

— Дружественный к вам депутат вдруг, ни с того, ни с сего…

— Он не просто дружественный, он еще был директором Днепроазота.

— Тем более.

— Я вам перечислю его регалии. Он был замдиректора Запорожского ферросплавного завода, потом был директором Стахановского завода, потом он был директором ферросплавного завода в Америке, который по кейсу [суда с Приватбанком] проходит. Потом он вернулся и сказал: можно я обратно в Стаханов вернусь, потому что я не могу в такой жопе в Америке находиться, где ваш ферросплавный завод, Вест Вирджиния? И вернулся в Стаханов. Потом со Стаханова он перешел на Днепразот, а потом с Днепразота, с третьей попытки, стал депутатом. Он всю жизнь мечтал быть депутатом. И не знал, как туда попасть.

— И вот стал он депутатом. И теперь хочет запретить SkyUp.

— Когда человек становится народным депутатом, он становится всеобщим достоянием. Поэтому к нему могут обращаться враги Коломойского, для того чтобы его подставить; друзья Коломойского, для того чтобы ему было приятно. Вообще посторонние люди, решающие свои интересы, и обычные бизнесмены, которые с ним могут за деньги тоже какие-то вопросы решать. Есть много разных вариантов. Какой вы предпочтете?

— Я не знаю.

— Я вашей коллеге [из Схем] рассказал о том, почему выгодно, чтобы SkyUp работал и чтобы никаких тяжелых ситуаций с ним не произошло.

— Потому что летом вы не справляетесь с пассажиропотоком?

— Летом рынок перегружен. Даже некоторые компании берут из соседних стран самолеты, которые простаивают, для того чтобы перекрыться или перекрутиться. Но я не это сказал. Я спросил, в каком аэропорту базируется SkyUp? Она [журналистка Схем] сказала — в Борисполе. Представьте себе ситуацию, что остановили им лицензию и они объявили своим пассажирам: граждане, дорогие, вы уже никуда не летите, сдавайте билеты. Что произойдет в Борисполе? В прошлом году 1−2 рейса кто-то как-то задержал, пассажиры не улетели в Турцию или Египет, — сколько кипиша было. Если отменят не 1−2 рейса, а отменят 40 рейсов? А люди пришли лететь? Что они сделают с этим Борисполем? Они его разнесут в клочья. А откуда тогда МАУ будет летать? Это для нее основной аэропорт. А мне зачем это надо?

— Вы за то, чтобы SkyUp продолжал работать?

— Просто обычная логика, которая на поверхности, говорит о том, что коллапс в Борисполе из-за SkyUp, из-за Люфтганзы или МАУ, он никому не нужен и ничего хорошего нам не принесет. Мы все от этого потеряем деньги. Дубинин… Мы спросим у него, что это ему пришло в голову или кто его попросил.

— Про следующий созыв парламента: ранее вы рассуждали о том, что Вiдродження — уже устаревший проект.

— Пришло время более крупных объединений. Я считаю, что-то, что произошло [объединение Відродження, Доверяй делам и Оппозиционного блока] — это вообще прекрасно. Единственное, что мне название не очень нравится.

— Какое?

— Оппозиционный блок. Но, думаю, после выборов это ребрендируется каким-то образом. Мне неприятно, что они ассоциируются с предателями — Оппозиционной платформой.

— Это была ваша идея и подсказка, чтобы Оппозиционный блок, Відродження и так далее объединились? Оппозиционный блок — это же больше ахметовская структура.

— Оппозиционный блок — это тоже Ахметов, да. Вилкул, Новинский там.

— Ваши друзья объединились с ними.

— Ну и нормально, а почему нет? Это люди, которые живут в Украине, которые не побежали в Москву. В Москву за консультациями не ездят. Живут, работают, развиваются как-то в Украине.

— А вы с Ахметовым говорили про Оппозиционный блок?

— Мы с ним не говорили о том, что и как, политически. Потому что это же на уровне Доверяй делам, Вiдродження и самого Оппозиционного блока. Но мы с Ахметовым периодически общаемся.

— В итоге, они же не попадут в парламент.

— Чего это вдруг?

— Очень низкий рейтинг — 2%.

— Какие 2%, — уже 3,8%. Они попадут 100%. Вы видели в жеребьевке у них какой номер?

— Первый.

— Так может первый номер не попасть в парламент, даже теоретически?

— Может.

— Нет, не может. Это всевышний помогает. Не может быть такого, что предатели [Оппозиционная платформа — За жизнь] пройдут в парламент, а патриоты Украины не пройдут. Патриоты Украины в широком смысле слова (улыбается).

— А как вы относитесь к тому, что мэр Харькова Геннадий Кернес воспрянул духом, советские названия улиц в Харькове возвращает? Проспект Георгия Жукова…

— Я к Жукову плохо отношусь. Это не мой положительный герой, — я считаю, что это отрицательный герой.

— Так кто вам будет близок в следующем парламенте?

— Ну, Слуга народа мне близка, и [лидер партии Голос Святослав] Вакарчук мне в принципе не чужой человек. Но Слуга, конечно, ближе сейчас, в данный момент. Вакарчук тоже новость — молодая партия, наверное, должны что-то набрать. Я просто смотрю на шаг дальше: а с кем делать коалицию? Все хорошо, все симпатичные ребята, перезагрузка, новые лица, мы все это уже слышали. А работать кто будет? Я ж помню, как выборы 2014-го прошли. Мы были первой жертвой, на кого напали. Жертва агрессии новых лиц.

— Я хотела спросить про Андрея Богдана, главу Офиса президента, вашего бывшего адвоката. Вы до сих пор с ним близко общаетесь?

— Что значит «близко»?

— Обсуждаете государственные дела?

— Не, не, не.

— Вы продолжали общаться всю избирательную кампанию. Это подтверждал и Богдан, и вы.

— Да, общались. А сейчас мало, редко общаемся. Он загружен сильно.

— С Зеленским чаще общаетесь, чем с Богданом?

— С Зеленским вообще редко. Раз, два и обчелся. С Богданом по телефону, один раз видел за месяц.

— А кому он передал ваши дела?

— Он передал дела своей конторе, отчасти в другие.

— А экс-замглавы АП времен Януковича Андрей Портнов?

— С Портновым общаюсь, виделся.

— На Порошенко эту всю его судебную атаку…

— Он его ненавидит.

— Атака на Порошенко — это с вашей подачи, или это его личная инициатива?

— Да нет, это он сам. Они его за 800 гривен 5 лет гоняли. Нормально, — лишить человека родины? А вы к Портнову так не очень [относитесь], да?

— Да.

— А чего?

— Режим Януковича.

— А что было плохо при режиме Януковича?

— Ой, ну давайте не будем, что было плохого при режиме Януковича…

— Давайте обсудим, почему нет? Это ж тема нескончаемая. Что было плохо при Януковиче? До Майдана. Эта часть однозначно трактуется всеми.

Возникла Семья…

— Янукович сам виноват в том, что произошло и что пришлось покинуть страну, и все остальное. Я с ним лично разговаривал.

— После Майдана?

— Та нет: 27 ноября, перед его поездкой в Вильнюс. Я его уговаривал, чтобы он подписал [Ассоциацию с ЕС]. Я ему говорил: никакой Ассоциации не будет, подпиши, да и все. Люди хотят подписать Ассоциацию. А он: «Нет». — «А чего нет?». — «Ну, далеко зашел». Говорю: да ладно, объясните этому Путину, что ничего страшного, наоборот даже, и тут хорошо, и там хорошо.

— При Януковиче появилась Семья, появились Арбузовы, Курченки, которые занимались беспределом.

— А на вас это как отразилось?

— Непосредственно отразилось: Курченко купил журнал Корреспондент, мы там работали и нам пришлось уволиться. Это было накануне Майдана. Вот так это прямо и отразилось. Он убил хорошее СМИ.

— Ок. Хотите я вам скажу? Я считаю, что такой цензуры, как при Порошенко, никогда не было — ни при [экс-главе АП Сергее] Левочкине, ни при Януковиче. Я помню, я со взлетной полосы чуть не слетел.

Летел из Женевы в Галисию, в Сантьяго-де-Компостело. У нас был тур по Галисии, прикольный. Я летел в самолете, у меня уже семья там была, звонок — говорит Борис Ложкин [на тот момент — глава Администрации президента]: «Ой, там Квартал выходит». Это суббота была, кстати. Должен был Квартал выйти, там, где [шутка] про киевский торт знаменитый. Я говорю: «И что, что выходит?». Он говорит: «Надо это убрать». Я говорю: «Что значит „убрать“? Ты ничего не перепутал, куда ты звонишь?». Я его послал просто, и все. А через неделю [соратника Коломойского] Игоря Палицу сняли [с должности главы Одесской ОГА]. Когда Порошенко представил Саакашвили, он ему [Палице] говорит: нужно было вам эту фигню в Квартале поставить? Такое было просто немыслимо при Януковиче.

— Про Портнова: он является юристом в каких-то ваших делах? Вы раньше рассказывали, что он оказывал вам юридическую помощь. А сейчас?

— Он не мог. Он же в администрации [президента Януковича] работал, а после этого он практику особую и не вел. Но я с его конторой работаю, у него там есть хорошие ребята.

— А по каким делам?

— А хрен его знает.

— Мне всегда было интересно, сколько у вас юристов?

— Много.

— И сколько вы на это тратите? У вас же столько в странах разных судебных процессов.

— Да.

— Это сотни людей?

— Да. Но когда ты выигрываешь, тебе все возмещают. Иногда не все, но большую часть. В разных странах по-разному.

— Читала, что Приватбанк потратил на суды уже 600 млн грн.

— Это смешно. Они только в Англии потратили не меньше £20 млн. А о «больше 600 млн» — врут. Это они только в 2018 году столько потратили.

— Вы, наверное, вообще космические деньги на юристов тратите?

— Чего это? У меня меньше расходов, чем у них. Потому что я свои деньги считаю, а им какая разница? Они чужие тратят.

— Украина не выдает своих граждан. Вы поэтому вернулись в Украину?

— С какой это стати? И Израиль своих граждан не выдает. Кипр, я не знаю, не пробовал. Что значит «не выдает»? Если будет какое-то обвинение, поеду и буду защищать свою позицию. Я не собираюсь нигде и ни от кого скрываться.

— Если что, вы поедете защищать свою позицию в США?

— Я знаю, что я ничего не совершал. Я за свои деньги делал инвестиции в Америку. Я уже конечно, проклял тот день, когда меня убедили это сделать. Про металлургическую часть мы уже понимаем — минус $200 млн. А то, что касается тех домов, так тоже не ахти как. Ферросплавный завод — это наша профильная история, и уже никуда не денешься, мы за этот актив держимся. Мы хотели сделать большую компанию [в США], но все эти планы уже закончились. Никаких теперь больших компаний.

— Из-за истории с Приватбанком?

— Нет, не из-за истории с Приватбанком. Из-за того, что в Америке сам процесс [расследование ФБР]. Неприятная вещь, потому что ты не знаешь, что там и кому еще взбредет в голову какие гадости написать. Этот идиот, наш бывший партнер [Шульман] понаписывал [жалоб]. А сам в это время звонил и присылал посыльных и посредников, чтобы получить деньги. Он получил какую-то информацию в рамках обычного гражданского процесса, а потом шантажировал нас, меня в частности: заплати мне деньги, или я это в ФБР отнесу. Я говорю: так неси не то что в ФБР, можешь еще в ЦРУ отнести, еще куда-нибудь.

Я-то знаю, что к чему. Я заработал свои деньги. У меня в Америке инвестиций на $500 млн, на все про все. Это включая все заводы, пароходы. Я $2 млрд только от Евраза получил прямых платежей, в Приватбанк на свой личный счет. Какие нахрен мне кредиты были нужны? Я никогда в Приватбанке не брал кредиты. Все, что они написали, в своем сраном иске.

— Про связанные лица…

— Никополь взял кредит, Орджаникидзе, еще кто-то взял. Вы задайте вопрос: у них кредиты погашены или нет? У них есть кредиты в Приватбанке? Есть невозвращенный кредит в Приватбанке у Никопольского завода?

— Большая часть кредитов Приватбанка — это связанные с вами лица.

— Какая разница. Я же не скрываю, что Никопольский завод связан со мной. И они [Приватбанк] это прекрасно знают, изнутри банковской информации. Я задаю вопрос: Никополь погасил кредиты? У него есть кредиты в банке?

— Я откуда знаю?

— У него нет ни одного непогашенного кредита. Он берет кредит, платит за свое сырье, за руду, за электричество. Но он ушел из Приватбанка, и они бесятся.

— Из информации НБУ: «92% загального обсягу кредитів, виданих цією бізнес-одиницею, надано на користь лише 50 позичальників».

— Что это? Можно перевести на нормальный язык? Не потому что с украинского на русский, а на понятный. Что значит «этой бизнес-единицей»?

— Банк выдал 92% объема кредитов только 50 заемщикам.

— И что? Нельзя было?

— Кто был крупнейшим заемщиком Приватбанка?

— Хрен его знает. Смотрите, вы видели, чтобы я колотился из-за Приватбанка? Кроме того, что я хожу и подаю в суды, отстаиваю свои права.

— Я вообще не вижу, чтобы вы особо из-за чего-то колотились. Ни по поводу Америки, ни по поводу Приватбанка.

— Потому что я знаю, что я ничего не совершил.

— Нет. Просто вся ваша биография — это борьба и войны.

— Mein Kampf.

— Вы заработали себе славу агрессивного и жесткого бизнесмена. У вас с кучей олигархов были суды. Вы со всеми друзьями олигархами в итоге судились.

— Не со всеми.

— А с кем вы не судились?

— С Ахметовым так и не судился, пока [смеется]. И с Фирташем что-то я не припоминаю. У нас было досудебное урегулирование.

— С президентами у вас вечные проблемы, причем с разными. С олигархами, почти со всеми, были в судебных процессах. Вам эта слава агрессивного и жесткого бизнесмена мешает, помогает? И если бы 15 лет назад вы начали все сначала, пошли бы по европейскому и американскому пути? Или остались бы таким же жестким и агрессивным?

— Так бы и шел бы. И был бы еще более жестким. Где-то надо было кому-то не прощать и кого-то не отпускать.

— Если вы задаете мне вопрос, — вижу ли я, чтобы вы по какому-либо поводу волновались — так мне кажется, вы всю жизнь себя так ведете.

— Ну, мне неприятно, что есть какие-то вещи, которые мне не нравятся. Но, как говорится, есть проблемы, которые надо решать, а есть проблемы, с которыми надо жить. Ты же не можешь изменить сам себе. У тебя есть своя система внутренняя ценностей. Хорошая или плохая, но она есть.

— Она у вас жесткая.

— Неважно — жесткая, мягкая. У меня украли Приватбанк. И что, я должен вторую щеку подставить, что ли?

— Вы должны государству.

— Мало того, что у меня забрали банк, так я еще остался что-то должен?

— Конечно.

— Вы вообще этот бред понимаете?

— Вы будете разбираться в судах с этим.

— Сама постановка вопроса, вам она не кажется бредовой? Восстановите статус-кво и не надо плакать. Заберите свои 155 млрд грн. У меня там лежало 270 млрд грн. залогов. Вы [Приватбанк] сказали, что это вам не годится, и внесли 155 млрд вместо 270. Хорошо, а я тут при чем? Вы меня спросили? Я был против. В конце концов, я же акционер, я не управляющий банком. Если банк кому-то выдавал кредиты, то меня, как акционера, интересовало только одно: чтобы кредиты или возвращались, или там были достойные залоги. Если Приватбанку и Нацбанку не нравятся акции какого-то предприятия, то меня они устраивают.

— Вы уже лет 15 или больше входите в топ самых богатых украинцев.

— Да, давно. Первый раз я, кстати, свое состояние увидел не в украинских средствах массовой информации, а в польском журнале Wprost. Там я первый раз узнал, что у меня есть $1,5 млрд.

— Когда это было?

— 2002 год. 17 лет прошло. У меня уже тогда $1,5 млрд было. А они говорят, что я ради жалких инвестиций в Америке на $500 млн украл деньги в Приватбанке.

— Как вы сами оцениваете размер своего состояния?

— Это невозможно оценить. Когда мы делали раскрытие Приватбанку, то была оценка — по скромным подсчетам, $7,5 млрд или $8 млрд.

— Вы почти догнали Ахметова.

— Так мы с ним не соревнуемся. Сколько стоит этот офис? Или сколько стоит завод? Допустим, Запорожский ферросплавный, — сколько он стоит? Аналогичный завод в Америке, меньший и хуже, стоил $200 млн. Я оцениваю Запорожский завод не меньше, чем в $500 млн. А Никополь вообще оцениваю в $1 млрд. А сколько стоят ГОК-и, которые добывают руду для них?

— Вы только что сказали сенсационную новость: у вас есть $7,5 млрд.

— Так это Приватбанк знает.

— Но они же молчат.

— Сволочи. Я вам приведу пример по поводу денег, и вам будет легче. Вот смотрите, [харьковский бизнесмен Александр] Ярославский купил за $100 млн y Eвраза завод Петровского и Сухую балку. Я в свое время продал им Сухую балку миллионов за 400, а Петровку миллионов за 600. Или наоборот. Просто, чтобы вы понимали, как все переменчиво. Конкретные живые деньги поступили на мой личный счет. Что-то в Швейцарию, что-то в Украину. То, что было в Швейцарии, все равно потом перебросил в Приватбанк, потому что было выгодно держать в Приватбанке, в Швейцарии не дают нормальные проценты. Я свои деньги держал в Приватбанке, в кипрском филиале, и с них там делал свои покупки. А сейчас они мне рассказывают, что я у кого-то вывел деньги.

Мы когда, кстати, судились с Пинчуком (я не могу подробности рассказывать, потому что есть конфиденциальность), то эксперты оценивали тогда доходы одного нашего совместного с ним бизнеса за 6−7 лет под $3,5 млрд.

— Вы входите в топ-3 самых богатых украинцев.

— Это теоретически.

— После той суммы, которую вы назвали, вы, может, одному лишь Ахметову и уступаете.

— Я пытаюсь вам объяснить. В чем разница между Коломойским и богатеями, которые в Forbes? Если они говорят, что у них есть акции компании или предприятия, то у них акции публичных компаний, по которым каждый день есть цена. Допустим, акции Майкрософт просели — Билл Гейтс раз, и пошел на второе-третье-четвертое место. Фейсбук увеличился — Цукерберг поднялся. Нас же можно оценивать от нуля до бесконечности: можно $7 млрд, можно $70, а можно и ноль. Что нашел в кармане, то и твое.

— У вас [по решению Лондонского суда] £20 тыс. фунтов в неделю в кармане.

— Вот это реальная оценка (смеется).

— Ваши топ-3 правила ведения бизнеса?

— Первое — не иметь никаких планов, потому что свойство любого плана — не сбываться. Соблюдать те правила, которые приняты там, где ты работаешь, и никогда не идти против своей совести.

Пять вопросов Игорю Коломойскому:

— Самая дорогая вещь, которую вы купили за последние 5 лет?

— Актив какой-то, завод. Но не luxury.

— Cамое необычное путешествие в вашей жизни?

— У меня все путешествия веселые, нет какого-то такого, какое я бы выделил. Все путешествия супер.

— На чем вы передвигаетесь по городу?

— На машине, на велосипедах не ездим.

— Кого или чего вы боитесь?

— Не боюсь я никого, кроме Бога одного.

— Есть ли в вашей жизни поступки, за которые вам до сих пор стыдно?

— Сказать стыдно — нет. Скажем так, я испытываю дискомфорт из-за то, что я поступил где-то мягче, чем мог бы поступить.

Смотрите также: Корбан рассказал про Филатова, Коломойского и Порошенко: большое интервью (Видео).